Не складывается у меня роман с творениями Мартины Микалефф…Безусловно – они мне интересны, и я всегда с радостью суну в них нос, а уж если появляется возможность разносить… Но вот не трогают они ничего в моей черствой душе. Да и излишняя на мой вкус сладость в абсолютно всех Микалеффских парфюмах… головная боль это, короче.
И вот пробирочка с Гаяком…
И такая гениальнаяя музыка оживает в душе , такие дивные лица видятся – родные, знакомые, прекрасные… Для кого-то обычные, для меня – любимые.. И включается какая-то иная система восприятия: когда не понимаешь аромат, а просто слышишь его и чувствуешь. Что сделано, из чего, как – пустое…
Старая барская усадьба, запущенный сад, бескрайнее поле и река под обрывом.. Пахнет солнцем, ветром, немножечко костром. Чуть-чуть скошенным сеном – (иногда нагоняет с луга), яблоками и больше всего – нагретым деревом. Старый деревянный дом под солнцем
И ветер с реки. И счастье, радость, размеренность всего существования. И спокойствие. И скука. И редкие потрясения. Даже если они возникают в этой жизни – все равно ненастоящие, хоть и бурные.
«Никогда ничего не бывает потом. Это только кажется, что всё ещё впереди, что жизнь длинна и счастлива, что сейчас можно прожить так, иначе, а потом всё поправишь. Никогда это потом не наступает, никогда…
Мне тридцать пять лет ! Всё погибло! Всё погибло!! Тридцать пять лет !… Я ноль, я ничтожество! Мне тридцать пять лет ! Лермонтов восемь лет как лежал в могиле ! Наполеон был генералом ! А я ничего в вашей проклятой жизни не сделал , ничего! Вы погубили мою жизнь! Я ничтожество! По вашей милости! Где я, бездарный калека? Где мои силы , ум, талант?! Пропала жизнь!..» (А.П. Чехов «Платонов»)
Как Микалефф удалось так точно предать «загадочную русскую душу»? До чего же это «помещичий» аромат, барский - из той – Настоящей жизни, из того, Настоящего солнца, из тех - Настоящих бескрайних полей.
Я совершенно не знаю, как должен пахнуть гаяк. У Мартины он пахнет деревом под солнцем, влажной землей, выгоревшей травой и цветущим жасминовым кустом. Сладким чаем с лимоном – и непременно в чашке аглицкого фарфору на белой скатерти.
Где-то рядом, наверное, есть сосновый лес – потому что смолой и иголками тоже пахнет.
А еще ветивер. Сладкий ветивер в базе. Никогда раньше не слыхала я сладкого ветивера. Но у Микалеф все сладкое. И вот подишь ты – как красиво и так щемящее.
Аромат плывет, чуть слышно прибывая волнами и окутывая туманом. Плывет и над домом с резными ставнями, и над этими прекрасными давно ушедшими людьми, над бескрайним лугом, над речкой… Плывет – и хочется плакать…