Diaghilev Roja Dove - "Приподнимем занавес за краешек..".
Приподнимем занавес за краешек,
Такая старая, тяжелая кулиса.
Вот какое время было раньше
Такое ровное - взгляни, Алиса.
Дягилев – это насмешка над временем, это хроноворот, отправляющий нас назад, «туда, откуда нет возврата», это дивное воспоминание о былом.
Это красивая грустная сказка о давно минувшем. О минувшем, которое так прекрасно, что сжимается сердце. Его уже давно нет. Остались лишь наши воспоминания, книжные страницы, картины, музыка и духи. Дягилев прокладывает тропинку в это минувшее.
Конечно же я сразу же прыснула но второе запястье Мицуко. Как они пели вместе! Как льнули друг к другу, перекликались, перепевались. Скрипка – Мицуко и альт – Дягилев. Нежная, рыдающая скрипка и грудной, горький альт. Они пели разные партии одной и той же пьесы. Как слаженно, как печально.
И все же Дягилев – это не просто воспоминание о Мицуко, хотя мне показалось, что сердцевинки в них обоих пели точно-точно в унисон своими живыми персиками и знаменитым герлинадом. Но Дягилев без надрыва, плавно и грустно раскрылся листьями черной смородины, теплым сандалом и гелиотропом. Он отошел чуть в сторону, за кулису – и задышал дымным сандалом, чудесными бальзамами и дивными – умопомрачительными кошачьим цибетином.
Все годы работы Роже Дава на дом Герлен проглядывают здесь столь явно, и в то же время видятся мне репродукцией. Они как будто за стеклом – эти годы, этот как бы герлинад, эта Мицуко.
Мицуко отличается от Дягилева точно так же, как жизнь «за этими кремовыми шторами» от пыльной бархатной кулисы. Я не слышу здесь театра, балета. Может быть потому, что очень ровно отношусь и к Дягилеву и к Русским сезонам и ко всем мирискусникам. Но вот эта кулиса Времени, этот тихо шуршащий занавес, закрывающий от нас Былое… Это для меня Дягилев.
